Рассказы из Аркхема.

I

Эта работа, эта проклятая грязная работа, бессмысленно опасная, низкооплачиваемая. Все эти психи, убийцы, насильники, никогда не знаешь чего от них ожидать. Сейчас он тихий и спокойный, но стоит замешкаться секунду, стоит лишь на мгновение дать понять этой твари что ты выпустил ситуацию из под контроля - все, пиши пропало, гадина уже на тебе, а его зубы впились в твою шею и лишь если тебе повезло не разорвали сонную артерию. Оглядываться нужно постоянно, следить за каждым движением, которое делает псих, предугадывать те движения, что он еще собирается сделать. Нужно знать охраняемую тобой тварь досконально, ее повадки и потребности, да что там, нужно уметь читать их мысли, поэтому наверно, мы закреплены за определенными психами, обращаться с ними учишься, со временем.

Времени, после первого моего появления в Аркхеме прошло много, я давно не тот молодой человек что пришел сюда восемь лет назад для того что бы проработать недолго, пока не найду работенку почище. Я до сих пор в этой дыре, почти в той же должности, с той же резиновой дубиной со стальным стержнем, и уже очень давно не ищу другую работу.

Эта проклятая лечебница привязывает к себе, оказавшись здесь впервые – испытываешь шок, после, ты привыкаешь, затем, постоянное ощущение опасности даже начинает нравиться. Да, привыкнуть можно ко всему, к неоправданной жестокости, мольбам о пощаде сменяющимся проклятиями, а затем перетекающими в милую детскую песенку, к абсолютному безразличию врачей к судьбам пациентов, но даже после этого Аркхем найдет чем тебя удивить.

Не смотря на выслугу и опыт работать со временем становится только сложнее, все видимо из-за того что с каждым годом меня окружает все меньше тех, на кого можно было бы положиться. Еще лет пять назад наша дежурная команда состояла из отборных парней знающих свое дело на пять. Теперь мою спину прикрывают либо малахольные сосунки, что работают не дольше месяца, либо не менее грязные психи, чем те, которых мы охраняем. Практически же это означает то, что моя спина всегда открыта, открыта для самодельной заточки, острых зубов и тяжелых кулаков, дела плохи.

Мы шестеро были сплоченной командой, единим организмом, справлялись практически с любой проблемой, любую ситуацию держали под контролем. Когда три года назад один из психов сумел выбраться из своей клетки и проникнув в комнату управления распахнул двери всех камер блока «В», для усмирения бунта всех вырвали ночью из теплых постелей. К сожалению, Марш прибыл на место чуть быстрее остальных, попав в ловушку во взбунтовавшемся блоке, он был растерзан толпой взбесившихся психов. Его, вместе с двумя санитарами, после нескольких часов пыток, вздернули посреди обеденного зала.

После смерти Марша мы и дрогнули, будто винтик выпал из стабильного механизма, сделав его дефектным. Прошло только лишь две недели, как во время транспортировки Убийцы Крока мы потеряли Эдриана. Животина разорвала намордник и мы завалили его на пузо, но тварь извернувшись, оттяпала Эдриану ногу. Кости голени треснули как прутья, кровь брызнула на кафельную плитку пола сделав ее скользкой как каток, зверюга выскользнула и впилась бедолаге в пах. Мы били Крокодила по башке дубинами не жалея сил, у него кровь ручьями лилась из носа и ушей, но гад лишь сильнее сжимал челюсти. Когда подоспели врачи с лошадиной дозой успокоительного для зверя и жгутами для Эдриана, было уже поздно. Судебный эксперт сказал, что крокодил прокусил парню бедренную артерию и тот истек кровью, да, крови было много, даже слишком.

Если гибель одного из нас, лишь расшатала шестеренки механизма, смерть второго сломала его окончательно. Барт и Тони бросили работу с интервалом в месяц, Майк стал пить как проклятый, он сейчас даже не охранник - уборщик в блоке «С». Майк, парень который в одиночку задержал трех вооруженных маньяков во время побега, выстоял в «дыму смертельного страха» самого Пугала, тот, кого боялся сам Виктор Зааз, выгребает теперь мусор и дерьмо за проклятыми психами, которым раньше не давал спуску. Твари смеются над ним, издеваются, а ему даже дела до этого нет, его интересует лишь одно - дешевая выпивка, что ждет его после работы, на которую он видимо и променял остатки своей гордости. Он закончился, он пуст, и бог видит, как я боюсь стать похожим на него, страх выедает меня изнутри.

Майк говорил мне о страхе, он научил меня чувствовать его, но не быть охваченным им, а использовать в своих целях. Теперь, когда я остался совсем один, страх поглощает меня все больше, и пару раз он уже срывался с цепи как бешеный пес, парализовав мои мышцы. Я замирал, буквально на мгновение, но все же. Это мгновение могло стать последним для меня, или для кого-то из моего окружения, кто-то из моих желторотых кретинов мог из-за меня умереть. Хуже, кто-то из моей новой команды обязательно умрет, рано или поздно, просто надеюсь, что это случится не по моей вине. Это может случиться с кем угодно, кем-то из трех маменькиных сынков, трясущихся от каждого крика, каждого нервного смеха, или невротиком, бросающимся на всех и вся с кулаками, или садистом – подонком, избивающим психов до полусмерти, получающим от этого явное сексуальное удовлетворение. Многое готов отдать за то, что бы вернуть парней из моей смены, но это невозможно.

Моя смена контролирует восточное крыло блока «С», это хорошо, это спокойный блок, он не для випов вроде Джокера или Крока, у них отдельные апартаменты, парни, что их охраняют – специальной выучки. В блоке «С» на перевоспитании середнячки – психи, убившие два-три человека, таких все больше с каждым годом, ненормальные плодятся в Готоме как мухи. Этот проклятый город прогнил до основания, я думаю в этом наркота виновата, проклятые травокуры, сбесившиеся амфитоминщики. Наркота разъедает их мозги, делает их сумасшедшими, ради очередной дозы они готовы калечить и убивать, тем и занимаются. Их арестовывают, привозят сюда и начинают лечить, а после выпускают, что бы через месяц-другой принять вновь, с новой кровью на руках, их снова лечат, все повторяется вновь и вновь, будто движется по кругу.

Один из этих психов как раз ожидает нас за этой дверью, убийца, что корчит из себя невинную жертву. Три года доктора пытаются втемяшить в пустую голову маньяка одну лишь простую мысль, что он, душегуб, убийца, он виноват, все без толку, стоит на своем проклятый сумасшедший.

Дверь отворилась с противным скрипом петель, охранник приказал психу сидящему в камере усесться мордой к стене, тот послушно устроился на корточках.

II

Палата номер двенадцать. Он замкнут в себе, будто за дубовой дверью себя запер. Делает ли он вид, что не помнит чего натворил, или правда забыл? Уже три года день за днем я пытаюсь это понять, сколько можно?

Обычно, «двери» здесь открываются просто – я оголю каждый нерв пациента психотропными препаратами и вхожу в его головной мозг под бой барабанов и победный гул труб с парой-тройкой приемов, разученных еще в университете. Пара образов из детства, немного о проблемах в постели, о неудовлетворенности жизнью… якоря, присоединение, ведение за собой… из-за двери появляется запертый. Возможно, запертое существо окажется милым недоверчивым ребенком, испугавшимся, что за сделанную им пакость взрослые выпорят его розгами. Да, маленький безобидный ребенок, испуганный мальчик с трясущимися коленями потянет к нам свои пухлые ручки, заплачет, затрясется нижняя губешка. Возможен так же второй вариант - из-за двери вырвется монстр, животина с когтями и зубами, как это случается обычно. На самом деле в этом нет великой разницы, и в том, и в другом случае, исход один – я нашла субстрат болезни, нащупала точки давления и знаю, как это лечить.

Так бывает обычно, но не в этом случае, не с этим пациентом. Больной, выдумал себе прошлое в мельчайших деталях и поверил в него настолько, что стер из своего сознания все настоящие воспоминания. До этих воспоминаний не добраться, нельзя найти несуществующее и пока ни кто не может помочь этому пациенту, какие только доктора его не консультировали, какие только не использовали методы лечения – шизофрения прогрессирует, терапия бесполезна. Его бред со временем приобрел сформированный характер, его вымышленная история сейчас так похожа на правду, такое бывает. В подобных случаях можно принять продукт больного воображения за чистую монету, но с хорошим врачом этот номер не пройдет, больной засыплется на первом же тесте, выдав изрядную дозу психопродукции. Да, тесты – это наше все, со временем к сумасшествию привыкаешь, общая беда любого психотерапевта, с годами грань между нормальным и патологичным становится все мене явной, в патологии, постепенно, начинаешь видеть норму.

Между тем от исхода дела с этим пациентом, зависит моя дальнейшая карьера, прорыв в его сознание станет моей следующей ступенью на пути в элитные кадры Аркхема. О, боже мой, как бы я хотела оказаться среди этих достойных людей, которым позволено так много – испытание новых препаратов, «жесткие» методы лечения вроде инсулиновых ком и электрошоковой терапии. А их пациенты, это не жалкие сумасшедшие из блока «С», это персоны что держат в страхе весь город, лечить такого маньяка – это что-то вроде всенародной популярности среди психотерапевтов. По одному только Джокеру в Аркхеме написано с десяток диссертаций. Попасть в блок «А», моя главная цель сейчас, и я сделаю это, сколько бы мне не понадобилось на это времени и сил, жаль мой отец, так сильно переживающий за жизнь своей единственной дочурки, не хочет мне в этом помочь. Возможно, он даже приплатил главному врачу, что бы тот держал меня подальше от опасных пациентов. Боятся и вправду есть чего, Аркхем признавали самой опасной больницей не раз, сколько врачей погибло здесь, сколько были ранены, хотя бывают и курьезы, моя сокурсница - Харлин Квинзел, которую руководство допустило к работе с Джокером. И так не отличающаяся умом девица втрескалась в этого маньяка, и теперь, нацепив клоунский прикид, носится по городу за своим любимым, вместе с ним убивая и калеча невинных людей. Этот случай еще более усложнил вход в блок «А» молодым докторам.

С моим папочкой я могла бы стать кем бы только не захотела, сидеть сейчас не в душном кабинете на трех человек, а в шикарном офисе одного из небоскребов Готема. Могла бы стать юристом, открыть собственное дело, да что там, вовсе могла ни делать ничего, просто тратить папины деньги день и ночь, они бы все равно не кончились. Любой из этих вариантов понравился бы папе больше чем тот, что выбрала я. Я врач одной из самых известных психиатрических лечебниц страны, в городе, в котором каждый сотый имеет выраженные отклонения в психике, а семь человек из десяти находятся в стационарной депрессии. У всех друзей возникают вопросы, и первый – почему? Почему врач, почему психотерапевт, почему здесь, «на передовой», в грязи, в крови, в самых черных мыслях самых ненормальных тварей города? Вопросы, вопросы… Что им наврать что бы они отстали? Любая отговорка выглядит глупо, а правда любого шокирует.

Впервые я увидела Аркхем в двенадцать лет, моего отца, как одного из меценатов, пригласили на открытие нового блока, оснащенного новейшим оборудованием, отец потащил с собой маму и меня – удачный рекламный ход. Первое знакомство с Аркхемом было запоминающимся, готический стиль старого здания зачаровал меня, а механическая начинка особняка, с его автоматизированными системами безопасности, поразила. Люди в белых халатах, не вписывающиеся вовсе в этот пейзаж безумия, казались мне богоподобными. Они бродили по мрачным коридорам поместья-лечебницы, по уютным верандам и прохладным оранжереям с серьезными, озабоченными лицами, беседовали о работе, перечитывали истории болезни, а спускаясь в корпуса, они повелевали умами и жизнями своих подопечных, каждый их шаг был важен и значим.

Открытие проходило помпезно, собрались политики, журналисты, бизнесмены, а так же явились непрошенные гости – Двуликий со своей бандой. Еще совсем недавно изуродованный прокурор Харви Дент пытался излечить в Аркхеме расстройство психики – маниакально-депрессивный синдром с признаками раздвоения личности, помочь ему не смогли. Почему Двуликий напал тогда на Аркхем, возможно, это была его месть врачам, которые не смогли помочь Харви побороть недуг, или бандит охотился на кого-то из гостей, истинные причины неизвестны по сей день. Его головорезы открыли огонь по ошарашенной толпе, людей тогда погибло много, среди них была моя мать.

Когда начали стрелять, мама крепко схватила меня за руку, и мы побежали к одному из фонтанов, что бы укрыться за ним, но не добежав несколько шагов она, рухнув на тротуар, потянула за собой меня. Мы лежали на холодном асфальте, а мимо нас бежали верещащие от ужаса, испуганные люди, некоторые падали, издавая страшные вопли, мама молчала, я боялась смотреть на нее. Сначала ее рука по прежнему крепко сжимала мою, потом она стиснула мою ладонь еще сильнее, мне стало больно, после я ощутила в ее руке, что-то вроде мелкой дрожи, судорожных подергиваний, затем она стала мягкой и отпустила меня. Я столько раз жалела, что не посмотрела тогда ей в глаза, не попрощалась с ней, но я была всего лишь испуганным ребенком. Этот день изменил все, я посещала психологов, от которых не было толку, каждую ночь кошмары не давали мне спать, все казалось, что мать держит меня за руку, просит посмотреть ей в глаза, отец же, с головой ушел в работу.

Вернуть себя мне помогло лишь обретение цели, месть стала для меня путеводной звездой, я не решила своих проблем, я свыклась с ними и по ночам мне по прежнему снятся кошмары. Забравший мою маму особняк Аркхем, должен помочь мне в свершении возмездия. Двуликий болен, болен душевно, а значит, рано или поздно он попадет в Аркхем, где его буду ждать я. Будучи одним из докторов блока «А», я смогу взять Харви на курацию, а дальше, лекарство от яда отличает лишь только доза. Но это в будущем, а будущее туманно. Сейчас полтретьего, я заканчиваю обход в палате № 12, меня сопровождает начальник охраны.

Дверь отворилась, по обыкновению, для обеспечения безопасности, охранник попросил больного сесть на колени к стене, тот послушался. Доктор вошла в палату и направилась к стулу стоящему у окна.

III

После зеленой таблетки здесь скучно, после синей жизнь здесь становится липкой как тесто, а вообще здесь весело, обычно. Жаль только, что когда тебе здесь становится по настоящему весело, твари в белых халатах прижимают тебя рожей к полу и втыкают в ляжку укол, после которого смеяться не захочется еще очень долго. Эта субстанция обездвиживает твое тело, расслабляя каждую мышцу, после нее ты безвольно распластан по кровати, твой рот позорно открыт и липкие слюни ручьем стекают по щеке, образуя вязкую холодную лужу под твоей головой, а ты лежишь, уставившись в потолок, и тебе нет до этого дела. Твои мышцы расслаблены, как и всевозможные сфинктеры, бессовестно раскрывающиеся и изливающие наружу все твое содержимое. Твои легкие, в то же время, будто засыхают, и ты дышишь раскаленным колючим воздухом через горящую трахею. Ты все бы отдал за глоток воды, который все равно не смог бы сделать лишь потому, что твой язык не в силах и повернуться. Роговица не моргающих глаз тоже засыхает, а трещины на потолке, те на которые ты пялишься несколько часов, обращаются в мерзких чудовищ и все это время пытаются тебя сожрать. Время в этом состоянии ползет медленно, тягуче, час длится не медленнее вечности, выходишь из этого ступора долго, мучительно, проще сдохнуть.

Эти уколы, наверное, единственное чего я боюсь на самом деле, они удерживают многих находящихся здесь от тех поступков, что мы хотели бы совершить. Побеги, бунты, да просто обед из сочного уха санитара – все благие начинания тонут в двух кубах мутно-белесой жижи всасывающейся в бедренной мышце, разбегающейся по крови, парализующей нервы.

Но здесь, в этом учреждении, есть один человек, на которого не действует ни один из их хваленых препаратов. Один раз я сам слышал, как доктор Сторд говорил о том, что они влили в этого парня, Джокера, тройную смертельную дозу своего особого лекарства, а тот в ответ продолжал отпускать в их сторону колкие шуточки, даже не поморщившись. Когда-нибудь я встречусь с Джокером, поговорю с ним, нам много нужно с ним чего обсудить, возможно, он научит меня противится действию препаратов, или мы с ним просто поболтаем о том, о сем. Мой сосед убеждал меня не контактировать с мистером Ди, считал, что Клоуну нельзя доверять. Он говорил, что находится в этой клинике очень давно, что знает здесь каждый угол и все о любом психе в этих стенах, знает как жить здесь и знает как выжить. Он рассказывал мне истории о самых известных узниках этой проклятой кутузки, о том, как им удавалось бежать, и о том, как их вновь возвращали обратно, заковывали в цепи, закрывали в карцере. Дед вообще много говорил, через меру много, часто раздражая. Потом он умер, проклятый старикашка ночью вспорол себе вены на шее, скоты в белых халатах обвинили во всем меня. Меня, единственного нормального во всей этой проклятой дыре. Я месяц провел в карцере, меня вязали на ласточку, душили, били меня и что хуже всего, пичкали синими пилюлями, теми от которых жизнь теряет всякий смысл. Когда меня выпустили из этой конуры я уже практически забыл как выглядит дневной свет и как пользоваться отхожим местом.

Я оказался в этой психушке совершенно случайно, в отличие от всех этих жалких сумасшедших окружающих меня, в умственном плане я абсолютно здоров, о чем не раз пытался сообщить людям, именующим себя медицинским персоналом. Подумать только, они меня не слушают! Знать не хотят что все произошедшее со мной лишь нелепая случайность, ряд роковых событий. Уверены, что Я их убил, думают, что Я убил тех единственных людей, что были мне дороги, свою семью. В этом городе никому нет дела до правосудия, зачем искать убийцу, тратить время, когда можно свесить всю вину на человека, который не сможет оправдаться, я не смог, я – убитый горем муж растерзанной маньяком жены, раздавленный горем отец двух невинных детей, которых уже не вернуть.

Теперь, по прошествии трех лет, я помню этот вечер плохо, будто отрывками, врачи стерли часть моих воспоминаний, исказили их препаратами, заменили часть своей интерпретацией произошедшего, я запутался. Помню точно, пришел домой вечером, изрядно навеселе, чего-то перекусил, кому-то позвонил, посмотрел телевизор и пошел спать. Чтобы не разбудить жену, тихо лег на свою половину кровати, тут же крепко уснув, а очнулся от дикого воя сирен, разрывающих тишину ночи, от красно-синего хоровода цветов метающихся по стенам дома, от металлического голоса преобразователя, заставляющего выйти меня из дома. Вырвавшись из объятий сна, придя в себя от выпитого ранее, я попытался разбудить лежащую рядом со мной супругу, но почувствовал лежащую подле меня холодную мертвую плоть вместо теплого тела жены. Ее приоткрытые глаза, неестественная поза, пропитавшиеся кровью простыни. А потом меня тащили вниз по лестнице бездушные копы, заломив руки, волокли мимо накрытых окровавленными простынями трупов моих детей. А после, уже в психушке, пришла эта тварь, мерзость называющая себя доктором. Она задавала вопросы, утверждала, что я забрался в чужой дом, что убил людей живущих в нем, убеждала меня, что я даже не женат и, мол, детей у меня не было никогда. Сначала я пытался объяснить ей все произошедшее со мной, затем кричал, доказывая свою невиновность, после плевал ей в лицо. И то, и другое, и третье имело один результат – уколы и таблетки, часы коматоза.

Зачем им держать в этих стенах абсолютно нормального человека? Проводят надо мной свои проклятые опыты, впрыскивают в мои вены свою дрянь, хотят убедить меня в том, что я умалишенный, убийца. Иногда я даже начинаю в это верить, но пока что еще держусь, и пока я не сошел с ума, я собираюсь отсюда бежать. Присланная мне вчера заточка – мой ключ к свободе. Кто ее прислал и зачем, какое мне до этого дело? Я знаю лишь одно, когда в мою палату сегодня, как по расписанию в половине третьего, войдет докторша с ее ручным псом – старшим охранником, я пущу эту заточку в дело. Я все изучил за эти годы - они отпирают дверь, охранник заставляет меня сесть на колени лицом к стене, я сажусь, в это время докторша берет себе стул, что обычно стоит у окна, а охранник запирает дверь изнутри, оба на мгновение оказываются ко мне спиной, это мой шанс.

Щелкнул замок, дверь распахнулась, псих, повинуясь металлическому голосу охранника, на корточках устроился у стены, медленно вынимая из рукава зазубренную ржавую заточку.

Конец

Позволил себе не писать вступления, поскольку решил, что в суть рассказа лучше погружаться без излишнего словоблудия, потому напишу послесловие. Хотелось отвлечься от написания истории героев и злодеев Готема, от перебирания сотен выпусков комиксов, скрупулезного сличения фактов, и прочей заунылой работы, на что-то хоть немного художественное, свое. Что получилось, решать лишь вам.

Exstas специально ля Геймер.ру.

По прежнему внемлющий конструктивной критике и призывающий плюсовать блог Бэтса.